Наступление по всем фронтам — снова о системной терапии при РМЖ. История Наины

Современная системная терапия предусматривает наступление на опухоль по всем фронтам¹.

Это вовсе не значит, что какая-то из традиционных форм борьбы с раком должна не сработать, чтобы уже потом терапия стала системной. Внедрение неоадъювантного лечения, таргетное, или адресное, воздействие на злокачественные клетки — все это не замена проверенных методов вроде хирургии, химиотерапии или облучения, а их дополнение и усиление².

Мы уже рассказывали историю Марины, которая прошла через комплексное лечение РМЖ. Теперь подробностями борьбы с коварной болезнью поделится Наина. Ее лечащий врач-онколог Елена Федоровна Сатирова прокомментирует слова пациентки и более подробно расскажет об особенностях современного подхода к терапии РМЖ.

Наина:

Диагноз мне поставили полтора года назад, это был конец 2021-го. Мой партнер нащупал за грудью комочек, сказал, чтобы я пошла на УЗИ. Собственно говоря, на УЗИ тоже сказали, что там непонятное что-то, но очень похоже на онкологию. Я сдала все необходимые анализы, онкология подтвердилась, и начался мой путь к выздоровлению. У меня бабушка болела РМЖ, так что можно было ожидать чего-то подобного, но я не думала, что это произойдет в 36 лет.

Е.Ф. Сатирова:

Есть совершенно четкое определение рака молочной железы как возрастной болезни, и со статистикой не поспоришь. Но мы стали замечать, что болеет больше молодых женщин. Скорее всего, это связано с лучшей выявляемостью, с более частым диагностированием болезни на ранних стадиях (две трети всех случаев РМЖ в мире и в РФ тоже). Это первая и вторая стадии — 72%, 19% — третья, и только оставшиеся 5–7% приходятся на долю метастатического рака. «Молодые» раки стали чаще выявляться еще из-за совершенного игнорирования молодым половозрелым поколением факторов риска. Нельзя курить, надо рожать детей пораньше, а не после 35, как это сейчас принято, кормить младенцев грудью, следить за весом, за диетой и прочее.

Наина:

Мне сказали про онкологию, я позвонила своей сестре и после этого поехала в Москву, где подтвердили диагноз. Сразу начала лечиться, на рефлексию я себе времени не оставляла. Мой врач настраивала меня на оптимизм и говорила: «Я тебя вылечу». Лечение было очень тяжелым, но я настраивалась на то, что результат будет хорошим.

Е.Ф. Сатирова:

Я убеждена, что большая часть моих пациентов извлекли самые полезные уроки из своего непростого пути после диагноза, и большая часть живы и счастливы жить каждый день своей новой жизни. Потому что именно пациенты научили меня главному правилу онкологии: время — не то, что мы привыкли думать: оно про здесь и сейчас. Планы и проекты должны ограничиваться во времени одним днем, чтобы сосредоточиться на полноценном его проживании по максимуму.

Наина:

Нет, я совершенно не вникала в то, что мне говорили по поводу схемы лечения. Знать не знаю, что там мне кололи, как кололи, какая вообще там была наука. Ничего я не искала — доверилась доктору полностью. И, кстати говоря, она мне сказала: только не надо лазать в интернете, потому что это тоже разрушительные факторы. И я ей поверила, ни разу ничего не загуглила. Просто ездила на лечение, как положено, и делала то, что мне говорят.

Е.Ф. Сатирова:

Грустно, если у моих пациенток возникают заблуждения, которые не удается развеять. Я так потеряла нескольких женщин. Их было трое. Помню их имена, наши долгие, трудные, эмоциональные разговоры. Удивительно: я стольких смогла убедить, увести от этого зла и заблуждений, но их я не помню. А этих трех упрямиц, красивых и гордых, обреченных уйти от меня своей дорогой, помню очень хорошо. Их наивной верой в сказки, энергии, звезды, цифры, травы и прочее пользовались преступники — я иначе не могу их назвать. Никогда не устану говорить и убеждать, потому что, если мне удастся хоть кого-то спасти из их лап снова, — вот это и есть настоящая победа онколога. Ведь не только лекарствами лечит врач — порой он исцеляет словом.

Наина:

Мое лечение началось с лекарственной терапии — так назначил мой доктор. Отнеслась к этому с пониманием: раз врач сказал, что очередность такая, то я беспрекословно слушалась и проходила лечение. После была операция. В общей сложности у меня было 18 сеансов химиотерапии, 21 — лучевой, операция по удалению груди, потом по восстановлению.

Е.Ф. Сатирова:

Мне очень нравился подход Наины. Веселый, оптимистичный нрав очень помогал ей в процессе терапии, мы шутили, смеялись, обсуждали все честно, и я понимала, что мы на одной волне. Я люблю, когда лечение протекает без осложнений. И в целом Наина смогла, не живя в Москве, приезжать на каждый курс химии издалека и улетать в тот же день. Дома она справлялась, используя все мои рекомендации, с немногочисленными трудностями, но в целом я внутренне понимала: у Наины все будет хорошо, она справится. Просто какая-то интуиция — вот и все. Мне было легко и приятно ее лечить. Даже когда было непросто, даже когда накатывало отчаяние, мы обе понимали общую цель: наше партнерство в борьбе с раком поможет больше никогда не столкнуться с болезнью. Я верю в это.

Наина:

Да, врач мне все объяснила. В тот момент я, наверное, плохо слушала, но потом увидела результат. Меня интересовал только он. Путь, конечно, меня расстраивал, но мало занимал. А вот к цели надо было идти, и мне просто объяснили как. Я вообще не имею никакого отношения к медицине, поэтому не могла вступать в пререкания. Мне было плохо, было тяжело, невыносимо, это очень сложный период жизни, потому что затрагивается главное для моей работы — мозг. И ты не можешь нормально мыслить, выполнять дела, быстро соображать, что-то делать. Ну, я тоже через какое-то время смирилась и потихонечку восстанавливалась, уже просто как бы лечилась, хранила себя, оберегала. Я сейчас совершенно здорова, так что терапия свою роль, конечно, сыграла.

Е.Ф. Сатирова:

Мы сразу настраиваем больных перед началом любой терапии: нет стопроцентной гарантии в полнейшем излечении «навсегда», ибо болезнь коварна именно своими рецидивами даже через много лет. Я за честность и серьезное отношение к «врагу». Существуют различные классификации системной терапии по функционалу: типа до- и послеоперационной терапии, неоадъювантной индукционной, которая должна изменить саму опухоль, отразившись впоследствии на прогнозе, или профилактической адъювантной «на всякий случай». Терапия бывает лечебной, поддерживающей, паллиативной — и все это системное лечение, то есть распространяющееся по всему организму через кровь.

Наина:

Я зашла в одну группу психологической поддержки — она совершенно мне не понравилась. Это не мой образ жизни, абсолютно не мой взгляд на жизнь. Я не очень принимаю жертвенность. Напускное веселье мне не нужно, а слушать чужие причитания тоже разрушительно. Ресурсно психологически поддерживать других людей — на это сил нет. И тем более теперь, когда у меня такая насыщенная жизнь и работа. Например, прямо сейчас у нас идет фестиваль, я его организатор. Вот я с вами разговариваю, а у нас тут конь должен подъехать и дуэль начнется из-за Пушкина. Поэтому с участниками таких групп у меня совершенно разное мироощущение.

Е.Ф. Сатирова:

Каждый ищет собственную форму психологической поддержки, которая подходит именно ему. Кстати, она нужна не только пациентам, но и врачам — для защиты от эмоционального выгорания. Я научилась выявлять в себе первые признаки выгорания и контролировать эти моменты, чтобы обращать вспять. Но это пришло с опытом. Я заметила, что меня лечит и наполняет ресурсом классическая музыка. Значит, я просто покупаю билет на концерт и иду, даже одна. Очень помогает спорт в ежедневной рутине: он хорошо освобождает голову и встряхивает, держит в тонусе. Супервизия, гипноз, психотерапия очень важны для врачей в постоянном режиме, а не тогда, когда депрессия и выгорание накроют полностью. Но самое главное для врача, чтобы не выгорать, — это условия, в которых он работает.

*Частное мнение спикера может не совпадать с мнением компании Рош (Roche).

M-RU-00012660 Август 2023